Ежегодные многомиллионные затраты бюджета на откачку шахтных вод «Березовского рудника» могут стать не нужны, если эту воду пустят по водопроводу.
Поводом для нового интервью с генеральным директором «Березовского рудника» послужила новость об увеличении суммы контракта на откачку шахтных вод и закладку пустот. В последние годы сумма на эти важные для безопасности города мероприятия держалась на уровне 106,2 млн и практически не менялась. В этом же году сумма контракта увеличилась сразу на существенные 37 млн – то есть достигла рекордных 143,7 млн рублей! Как следует из документов, ежегодно из шахт «Березовского рудника» выкачивается 14,4 млн кубических метров воды. В предыдущие годы областное правительство через бюджет Березовского компенсировало затраты на откачку 5,1 млн кубов воды, в 2023 году доля областного участия покроет откачку уже 6,1 млн кубов. С учётом довольно сложного финансового положения, в котором оказался старейший золотодобывающий рудник после начала СВО и введения западных санкций, коснувшихся золотодобывающей отрасли, мы поспешили узнать, что всё это значит, а также вновь поинтересоваться положением дел на предприятии.
На спонтанную пресс-конференцию к генеральному директору рудника Фариту Набиуллину пришли журналисты всех городских СМИ. Разговор продолжался около часа, причём четверть этого времени занял рассказ Фарита Минниахметовича о том, как ему довелось погрузиться в затопленную при аварии шахту зимой 2011 года. И только после этой занимательной истории Фарит Набиуллин перешёл к ответам на вопросы. Первый из них, конечно, был про новую сумму контракта.
– Финансирование водоотлива и закладки пустот было ещё до меня (кажется, в 2005 году или ранее) согласовано с областным правительством. Был заключён рамочный договор, по условиям которого 70 процентов должны были финансировать за счёт области, 30 процентов – это средства рудника. Когда я пришёл сюда в 2008 году, финансирование было через министерство природных ресурсов. В то время был Крючков Константин Владимирович министром, ему почему-то не захотелось эти деньги проводить через себя, он отказался. Сказал – ищите вариант финансирования через город. И если раньше мы всё это делали без всяких конкурсов, аукционов, без площадок, банковских гарантий – деньги напрямую шли через Минприроды, то после того, как подключился к этому вопросу город, деньги стали перечислять по результатам аукциона. Со временем, в силу разных экономических ситуаций, у нас соотношение поменялось с точностью до наоборот – 30 на 70. То есть сумма, которую нам выделяли, осталась прежней, а цены росли. В результате появился этот разрыв от первоначального рамочного договора.
С марта по август [2022 года] мы реализовывали металл ниже себестоимости, так как в связи с СВО нам Лондон закрыл биржу. Нам сначала сказали – вы не переживайте, мы у вас будем покупать металл по 5 тысяч рублей при всём при том, что мы реализовывали его от 3,8 тыс. до 4 тыс. рублей. Мы, естественно, обрадовались. Буквально через месяц нам говорят – нет: цена Лондона минус 15 процентов. Понятно, что это далеко за гранью себестоимости рудничного металла. Я стал бить во все колокола – [обращался к руководству] города, правительства области, и попросил вернуться к рамочному договору. Много комиссий было на эту тему, но мы к рамочному договору всё равно не вернулись. То есть там должно было получиться 50 на 50, но на сегодняшний день у нас где-то 45 на 55.
Рудник за счёт чего хорошо жил? За счёт того, что у нас была возможность приобретать стороннюю руду. Мы покупали золотосодержащую руду у артели «Нейва» (Невьянский районе) и ещё у одной фирмы, под названием «Градос» в Алапаевском районе. В общей сложности у нас получалось больше ста килограмм [золота] дополнительно за счёт приобретения золотосодержащей руды. За счёт этого мы обновляли технику и всё остальное. Эти два предприятия прекратили работу в связи с нерентабельностью. И у нас вдвойне ситуация ухудшилась. Мы естественно стали работать в плане возврата к рамочному договору. К счастью, нас услышали. И в связи с этим было повышение на 37 млн рублей – это областное правительство нам добавило через город. Спасибо областному правительству, за то что пошли навстречу, спасибо городу за то, что активно боролись, понимая серьёзность ситуации. На сегодняшний день мы работаем на грани себестоимости.
– Но электричество же всё это съело?
– Да. Придя сюда в 2008 году, мы месяц платили 8 млн рублей за электроэнергию за всё потребление. Будучи электриком, я скрупулёзно посмотрел на ситуацию, подумал, что можно сделать – здесь уменьшить, там оптимизировать. Мы стали потреблять электроэнергии на 28 процентов меньше того, что потребляли. В результате через 4 года, экономя 28 процентов, мы стали платить 20 млн рублей за электроэнергию! Это рост тарифов! Мы, работая с биржевым товаром, этот рост тарифов никоим образом не можем привязать к ценообразованию. Мы никак не можем повлиять на формирование цены в Лондоне. И вот вследствие этих вещей мы имели такую негативную ситуацию. Я понимал, что имея такой рост тарифов, нам нужно иметь огромный запас, чтобы устоять на ногах. И мы начали думать над вопросом собственной генерации. На сегодняшний день у нас 3 мегаватта собственной генерации. Мы вырабатываем и электроэнергию и тепловую одновременно. В летний период, к сожалению, мы эту тепловую энергию утилизируем, а в зимнее время эти три мегаватта, переходя в горячую воду, которую мы отдаем в котельную, соответственно меньше сжигаем газа для формирования тепловой энергии. Поэтому были предприняты все эти шаги, чтобы устоять, выдержать этот рост тарифов. Но, к большому сожалению, особо ничего мы с тарифами сделать мы не можем. Единственное, ждём, когда на верхах всё-таки поймут, что должен быть какой-то предел и государственное регулирование в вопросах естественных монополий – это электроэнергия, это газ, это углеводороды.
– Три мегаватта хватает полностью для работы рудника или они частично покрывают потребность?
– Частично. Мы круглые сутки и круглый год эти три мегаватта потребляем сами – они идут на Центральную обогатительную фабрику и шахту «Северная».
Но рост тарифов на газ тоже сказывается. Вроде как СВО – предприятия должны работать мобилизовано в интересах проведения спецоперации. Но, тем не менее, как продолжало расти, так и растёт. Один из пунктов буквально недавно - взрывчатые материалы, где нет ничего импортного! Что такое та взрывчатка, которую мы используем? Это селитра калиевая, алюминиевая пудра и дешёвое дизтопливо. Рост за 2022 год 90 процентов! Мы написали, конечно, в антимонопольный комитет – три завода [их реализуют], у которых один собственник – Ростех. Ростех нам ответили – «рыночные отношения, рыночный товар, цену формирует рынок». Всё. И так по всем направлениям. Рост цен – наш бич. Мы никоим образом повлиять на эту ситуацию не можем, к сожалению. Но продолжаем работать.
– Вы сейчас работаете по себестоимости или ниже?
– У нас плюс-минус, мы не ниже себестоимости сейчас работаем. Во-первых, за счёт того, что рубль немного сдал позиции, во-вторых, добавили объемов немножко – в пределах пяти процентов за счёт пуска 712 горизонта. Ну и унция пляшет в районе 1800-1900 рублей. За счёт этих трёх факторов мы на сегодняшний день выше себестоимости реализовываемся. Активно ищем варианты приобретения руды золотосодержащей, потому что предприятий, которые имеют лицензии на добычу рудного металла, вроде появляются, но, к сожалению, пока мы на договорные отношения с ними не вышли. Ожидаем, что в ближайший год, наверное, что-то сможем сделать.
– К другим месторождениям присматриваетесь? С Кыргызстаном у вас что?
– То, что были делегации здесь, вы в курсе, наверное. Мы были на встрече с президентом Кыргызстана, пообщались. Но у них сейчас идет ротация кадров, смена руководства в трёх компаниях – «Кыргызалтын», «Кыгызиндустрия» и «Кыргызгеология». Три государевы структуры, которые имеют возможность брать месторождения и их эксплуатировать. Мы пытаемся с ними войти в альянс и, имея свои технологии, настроить там добычные работы в доход рудника. Но нам сказали – потерпите, у нас ротация закончится, и мы вновь возобновим взаимоотношения. На сегодняшний день руководителя Кыргызалтын поменяли, поставили нового министра природных ресурсов, который был у нас, который полностью прошёл всё производство. Жду команду, будет отмашка – поеду.
– Там политика не помешает?
– Нам в Казахстане она помешала очень сильно, как оно будет, я не могу прогнозировать. Но одно радует, что, сколько бы там президентов ни менялось, ни одну иностранную компанию, в том числе, российские, не тронули. Работают с этими компаниями.
– Продолжим про воду. Как-то продвигается вопрос с продажей шахтной воды?
– Мы с НЛМК пытаемся решить вопрос по приобретению у них станции водоподготовки, которая была построена в советское время для УЗПС. В то время они потребляли достаточно большое количество воды. На сегодняшний день НЛМК потребляет её очень мало. Им участок водоподготовки такого объема не нужен. Мало того, этот маленький объем мы можем закрыть за счёт той чистой воды, которая у нас есть на вышележащих горизонтах – они гораздо выше качеством, нежели то, что они сейчас потребляют. И мы работаем в этом направлении, пытаемся получить эту станцию водоподготовки, а имея уже эту станцию, будет проще разговаривать по вопросу реализации воды. Помимо этого активно подключились после посещения губернатора. Спасибо ему за то, что он вник и расшевелил всё это дело. Мы активно работаем, ищем варианты, куда, чего и как лучше и быстрее отдать. Работаем. Я очень надеюсь, что в течение пары-тройки лет, пока не ушёл на пенсию, этот вопрос решить.
– Та вода, которая будет из шахты выходить, она по химическому составу какая? Техническая?
– На сегодняшний день она техническая. Пройдя станцию водоподготовки, она будет питьевого качества. Мы с проектантами, которые разрабатывали проект на эту станцию водоподготовки, уже встречались, они сказали – доработка небольшая. В большей степени на качество воды оказывает влияние транзитные стоки речки Пышма. Та депрессионная воронка – 68,4 кв. км, с которой скачивается вода, там как раз по этой территории протекает речка Пышма. И 70 процентов объемов воды – это именно транзитные стоки речки Пышма. У нас в нашем минерале нет тех тяжелых металлов, которые там обнаруживаются, оно всё в речке Пышма.
– Если проект с подачей воды в водопровод Екатеринбурга будет запущен, будут ли покрывать доходы от этого те расходы на откачку шахтных вод, которые вы несёте сейчас?
– Как только мы вопрос с реализацией решим, нам не нужно будет областного финансирования. Мы будем в РЭК защищать свой тариф. Даже если бы мы реализовывали всю техническую воду, которую откачиваем, мы бы уже были, скажем, в себестоимости откачивания воды. Нам уже не надо будет финансирования. Реализуя эту воду, мы будем иметь дополнительный доход. Это надо обязательно сделать, потому что город обречён. Да, через определённое время либо рынок скажет – невыгодно добывать золотину, либо металл кончится, а воду надо будет всё равно откачивать. Мы же видим, как город растёт! Соответственно, мы не имеем права остановить воду на вышележащих горизонтах. Глина – она как мерзлота – при контакте с водой начинает напитывать воду и увеличиваться в объемах. Увеличение этого материала в объемах приведёт движение этой массы в вертикальном положении, приведёт к деформации дневной поверхности, которая застроена и сегодня в эксплуатации находится.
– Какой объем воды вы можете поставить Березовскому, Екатеринбургу в сравнении с потребностями этих городов?
– Я не могу сказать потребности, но город Березовский со всеми своими посёлками в час потребляет 600 кубов воды, мы же откачиваем полторы тысячи. Если с шахты «Южной» пройти под дорогой, под ЕКАДом, дойти до Изоплита – всего несколько километров, и там нет каких-то коммуникаций, которые бы могли помешать прокладке этого трубопровода. То есть всё это, при желании, решаемо. Обсуждается вариант – с «Северной» принести трубопровод и соединить его с «Южным» и отдать на Новосвердловскую ТЭЦ. Вот этот вариант на сегодняшний день в качестве перспективного рассматривается.
– Станция водоподготовки сможет этот объем воды обработать? На какой стадии находится процесс ее приобретения?
– Да, сможет. На сегодняшний день мы достигли договорённости о том, что НЛМК продают, мы покупаем. Идет разговор за цену. Они вначале озвучили одну цену, потом ее подняли в три раза. Я говорю: извините, если вы в три раза поднимаете, нам проще свое построить за эти деньги, не имея заморочек с реконструкцией. Мы говорим – давайте всё-таки к разумному вернёмся: у нас куплено более современное оборудование, нежели на этой станции водоподготовки, у нас куплены установки обратного осмоса, которые отработаны у нас, они модульного типа, мы изначально хотели пойти по этой дороге.
Мы общаемся по видеоконференцсвязи с ними, я думаю, что во второй декаде февраля мы с ними обязательно продолжим.
– Вы уже полгода разрабатываете 712 горизонт, оправдывают ли первые результаты ваши ожидания.
– Ожидаемое подтверждается. К счастью. Первоначально были скептические моменты, но на сегодняшний день всё нормально. Подтверждаются те 1,7 грамма на тонну. Не пустая работа. Сейчас стоит вопрос об увеличении объемов, подготовки. Весть перспективный объем металла – на тех горизонтах.
– Частые аварии на электроподстанции «Южной» влияют на вашу работу?
– Конечно, влияют. Сидим «на грелке», переживаем. Если раньше мы сами ликвидировали эти аварии, то три или четыре года назад мы передали эти подстанции профессионалам, которые пытаются реконструкцию там делать, спасибо им. Но если по «Северной» это движется достаточно активно, по «Южной» несколько затягивается. Естественно, когда в твоих руках это всё, и ты можешь со своих специалистов вытрясти оперативность. То здесь приходится просто наблюдать, как люди оперативно работают. А может быть не совсем. Мы в прямом диалоге с руководством «Уральских электрических сетей», которое, к счастью, понимает всю важность, серьёзность, и достаточно оперативно всё реагируют. Но ведь проблема этих отключений она не рудничная, а из-за того, что к этой подстанции подключено большая часть города, большое количество потребителей.
– А ваша генерация спасает?
– Наша генерация на «Северной». Как только у нас будет 4 мегаватта (мы собираемся его ставить), у нас будет возможность отказаться от сетей в этих аварийных ситуациях и работать именно на собственной генерации безболезненно. На «Южной» у нас нет собственной генерации, мы привязаны к сетям, но у «Южной» преимущество – три ввода по 35 киловольт. На «Северной» два ввода, третьим будет наша генерация
– Отключения, наверное, опасны для тех, кто на 712 горизонте? Какой промежуток времени без электроэнергии критичен?
– Там не происходит быстрого затопления. За счёт больших объемов пустот это происходит медленно. Никто в затопление в связи с отключением попасть не может. Критичное время – четыре часа. После этого забортная вода за «подводной лодкой» будет подниматься. У нас есть аварийная генерация на 462 горизонте – этот генератор именно для того, чтобы откачивать воду с насосной камеры, если вдруг будет длительное отключение.
– Ранее вы рассказывали, что в связи с санкциями планируете перейти на производство необходимого оборудования и запчастей. Каковы успехи в этом направлении?
– На сегодняшний день рудник производит для себя клети (кабина шахтёрского «лифта»), парашюты (устройство аварийной остановки клети, если что-то случается с основным канатом), вагоны, электровозы, дозаторы, скипа (сосуды для выдачи руды на дневную поверхность). На сегодняшний день работаем над изготовлением металлической крепи, изготавливаем сами себе концентраторы, которые даже лучше качеством, чем канадские, которые у нас тоже есть. То есть это импортозамещение на самом деле. Концентраторы большой производительности - запчасти к ним мы изготавливаем сами, программное обеспечение для работы концентраторов тоже нашего собственного производства.
– А где делаете?
– Электровозы под землёй в депо. Мы строим цех на территории шахты «Северной», где это производство будет организовано. Специалисты есть, металл есть.