Березовчанин Николай Коморников делится частью своей биографии:
- Я родился 1938 год 14 февраля, в День влюбленных. Когда меня спрашивают, сколько мне лет, я отвечаю, что ровесник Владимира Высоцкого, что родился во времена сталинских репрессий.
Когда началась война, мне было три года. Своих дедушек и бабушек я не помню, потому что все они были или расстреляны, или репрессированы, или раскулачены.
Мои родители из Ирбита, и приехали они в поселение «Сотый квартал», что находилось в 10 километрах от Шиловки, скрываясь от репрессий еще 1934 года. Там я и родился, а когда началась война, мужчин всех на войну забрали, скот, который был, в Шиловку перевели и в апреле 1942 года мы тоже переехали на Шиловку – 80 лет тому назад!
На лето, пока было тепло, нас приютил в своем сарае старатель Александр Денисов. Он мыл золото прямо в центре поселка, на речке, а мы, маленькие дети, просили:
– Дядя Саша, покажи золото!
Он нас любил, показывал золото и угощал конфетами. Золото тогда стоило очень дорого, и мыть его было выгодно. Сохранились шурфы по левому берегу Шиловки и по речке Черемшанке.
От отца, как память, осталась гармошка, а он не дожил до победы полтора месяца, умер в Свердловске в трудармии. Мать одна воспитывала нас, четверых детей – одну сестру и трех братьев.
В Шиловке был детский сад, куда я ходил с 4 лет, и школа.
Петь я полюбил с детства. Первую песню выучил «Вставай, страна огромная» еще в садике.
К зиме нам дали маленькую комнату в бараке. Ни туалета, ни ванной, ни воды, ни отопления. Печное отопление. Надо было носить воду или с речки, или с колонки. Это была моя обязанность.
С дровами было сложнее. Я научился лазить по деревьям и срубал сухие сучки. Таскал домой, и ими топили печку. Но что-то пошло не так, и я сорвался с дерева и полетел вниз. Меня спасло то, что я залез слишком высоко, и на моем пути, когда я полетел вниз головой, оказались три сырых сучка. И на этот раз смерть прошла стороной.
В нашем бараке было восемь квартир. Шла война, приходили похоронки. У моих друзей Рякина, Плотникова, Федоровских отцы погибли. Из барака живой пришел Сергей Ленский.
Жили мы плохо, голодно. Запомнились хлебные карточки – на детей 300 граммов хлеба. Садили картошку, но ее все равно не хватало. Летом собирали ягоды, грибы, варили суп из крапивы, лебеды.
Мать держала корову, мне приходилось ухаживать за ней и помогать на покосе. Я был приучен к труду с детства. И мне это пригодилось в трудные 90- годы, когда я сам больше 20 лет держал корову. Недаром говорят, что корова – это кормилица.
Жили мы, как и все, плохо, но весело. Мы всегда были заняты делом, играли в войну, в чижики, в городки, в лапту, сражались на саблях. Запомнилась считалка: «Матка, матка, чьи отгадки? С неба пал или штыком поймал?»
Запомнил День Победы, мы все его ждали четыре года. Все кричали:
– Победа, победа! Ура! Ура!
Я еще не осознавал, что такое, но запомнил на всю жизнь.
В 1945 году я пошел в школу. Носить было нечего, и мать на складе выпросила немецкую шинель и перешила. А пуговки остались со свастикой. В школе меня стали обзывать фашистом, и на другой день мать перешила пуговицы на деревянные.
В том же 1945 году в Шиловке появились немцы – не военные, а поселенцы из Поволжья. Поначалу все было строго: немецкая комендатура, отмечанья каждый день, никуда нельзя уходить без разрешения, даже до Березовского. Жили мы с немцами дружно, никогда не было никаких скандалов. С их детьми ходили в школу, родители работали в совхозе, некоторые их дети занимались спортом, выступали за Шиловку. Я даже влюбился, когда мне было 16 лет в Катю Генрих, но она в 1955 году уехала в Германию.
Запомнились немецкие фамилии: Крепс, Вольф, Классен, Шумахер. Я хорошо знал Ивана Брозовского, возможно, это родственник, возможно, дедушка Вячеслава Брозовского.
В пятый класс я пошел в школу № 1 в Берёзовском. Туда пять с половиной километров и обратно пять с половиной. Автобусы не ходили. Я тогда уже полюбил ходьбу и не расстаюсь с ней до сих пор. Ежедневно мне сейчас приходится ходить пешком не менее 10 километров.
А вот от вредных привычек пришлось отказаться еще тогда, в 11-летнем возрасте. Предлагали и покурить, и попить пива. С тех пор прошло много, много лет, меня никогда не интересовало, сколько стоит эта зараза и где ее продают. Я связал свою жизнь и свою судьбу со спортом, а не со спиртом.
Иногда на лыжах или на коньках приходилось добираться до школы. Нас, шиловских, не любили в школе. Один раз срезали коньки, а другой раз, когда мы возвращались домой, избили палками. Хотели показать, что мы, шиловские – чужие, а они, березовские – крутые. Потом, уже через несколько лет, на соревнованиях, на областных и на первенстве России, я доказывал, что был быстрее и в беге, и в плаванье, и метче в стрельбе тех, кто когда-то издевался и ненавидел шиловского чемпиона.
В школе я учился хорошо, особенно любил историю, литературу, русский и немецкий языки. Как-то нам в пятом классе по немецкому задали выучить стихотворение. Прошло больше 70 лет, а я это стихотворение помню до сих пор.
В детстве у меня было много увлечений. Я изготавливал самодельные поджиги и стрелял из них, однажды даже получил серьезную травму. К счастью, все обошлось. У нас с моими друзьями появилась старая берданка 1938 года выпуска – ружьё такое. И я увлекся охотой. Катали дробь, заряжали патроны, ходили на охоту. В основном убивали ноги. Иногда посидим с друзьями у костра, попьем чай или что-нибудь сварим. Стрелял я тогда метко и не думал, что это может пригодиться когда-нибудь. Помню, во время охоты я подстрелил косача, принес его домой. Но мне его стало так жалко, что я его обратно отнес на то место, и больше в руки не брал ружьё. Так из меня не получился охотник.
И еще я любил рисовать. И это тоже мне пригодилось в жизни.
В 1954 году я поступил в художественно-ремесленное училище. Нам выдали ремесленную форму, было бесплатное питание, водили в баню и подстригали бесплатно. Был как бы небольшой коммунизм. Я учился на столяра и это мне в жизни очень пригодилось. У нас в училище по субботам были танцы, звучала музыка. Там я и познакомился с девушкой, в которую влюбился по уши.
И еще мне пришлось в училище по просьбе директора провести шахматный турнир, в котором я занял первое место. Впервые я делал успехи в спорте. Выступал на областных соревнованиях по лыжам на первенство общества «Трудовые резервы» в парке Маяковского. Было больше 150 участников, я занял 6 место. И еще дважды занимал вторые места на первенстве Свердловска по лыжам в команде общества «Трудовые резервы». А один раз должен был занять первое место, но сбился с лыжни, перебегал по снегу и проиграл всего 9 секунд. Прошло 65 лет, а жаль до сих пор.
Несколько раз спорт помогал мне в трудных ситуациях выжить. Один раз, когда я замерзал в тайге в районе перевала Дятлова. За ночь, за пятнадцать с половиной часов, в сильный мороз, по глубокому снегу я прошел около 50 километров и не замерз, выжил. И второй раз, когда двое бандитов с ножом около восьмисот метров гнались за мной в Берёзовском. Им так хотелось догнать меня и вонзить в спину нож, но они не смогли этого сделать. Вот так спорт помогал мне и выжить, и жить долго.
Сохранилась фотография, сделанная буквально за несколько дней до начала войны, где жители маленького поселка «Сотый квартал» еще все живые, и мой отец с гармошкой, и я возле него (внизу, в ватнике). Я везде возле него был. Рядом с отцом мой брат.
Поселок сотый квартал был там, где сейчас Новосвердловская ТЭЦ, чуть ближе и левее, на поле. Сейчас там ничего не осталось. Маленький поселок, его жители на этом фото почти все.
После войны бараки из этого поселка перевезли на Шиловку. Из них сделали два немецких барака, там поселенцы с Поволжья жили. На Шиловке было четыре барака, мы жили в бараке номер один. Когда приехали немцы, привезли еще два барака. Сейчас на этом месте клуб построили.
Вот в таком бараке жили, я даже стихотворение про него написал:
Здесь речь ведется не о досках
И не о том, кто где живет.
Стоит барак на курьих ножках,
Стоит, но скоро упадет.
Пришла весна, снег старый тает,
Ручьи бегут в мое окно,
Гнилая крыша пропускает
И снег, и воду, и тепло.
У отца судьба нелегкая была. Когда началась революция, он воевал за белых, больным попал к красным. Они его вылечили, и он воевал уже за красных. Он был колхозником – плотником, столяром. Мать дояркой работала. Отца забрали в трудармию в 41-м, а мать посадили в тюрьму. Семь месяцев держали, молока она взяла литр или поллитра – для меня, наверное. Бригадир ее так наказал. Я его потом ненавидел. Не помню, как выживали. Только помню, как в 42 году, когда ее выпустили, мы на водоем ехали на лошади.
Старший брат в школу на Шиловку ходил, а сотый квартал за десять километров от Шиловки. В сороковом году они шли из школы с другом и нашли снаряд. Шла финская война, здесь проводили учения, и солдаты потеряли снаряд. Они нашли. Шли дорогой, кидали его, он не разрывался. К Шиловке подошли, в березу его бросили, он взорвался. Друга его убило сразу, брата тяжело ранило в руку, перебило ее. Он стал инвалидом, его на фронт не взяли. Он всю войну на военном заводе работал в Салде.
Второй брат очень рано пошел работать. Лошадей не хватало, и приучали быков, пахали на них. Вот в 45-46 году он работал на быках.