Березовчанка Анна Гуцеловская работает санитаркой в «красной зоне» с конца июня, ровно четыре месяца.
В отделение реанимации ей помогла устроиться мама, медсестра, но долго отговаривала дочь, понимая, что работа очень не простая. Анна понимает: когда в ЦГБ закроется ковидный госпиталь, она уйдет с этой работы, тем более на носу открытие собственной аптеки, но бесценный опыт уже получен.
Анна Гуцеловская:
– У меня как раз закончился декретный отпуск, и я искала себе временную работу. Но деньги не главная причина: я хотела посмотреть на работу с этими пациентами.
За моими плечами опыт в аптечной сети, десять лет. Когда только начинала работать, я видела людей, которые приходили за подгузниками для взрослых, еще какими-то вещами, необходимыми для лежачих больных, и сочувствовала им. Думала, что это безумно тяжело и что я, наверное, не смогла бы ухаживать за лежачим человеком. Но вот прошли годы и, по сути, это именно то сейчас, чем я занимаюсь. И это даже не близкие мне люди! Ни брезгливости, ни других подобных чувств у меня нет. Думаю, на эту работу возьмут не каждого и не каждый сможет работать санитаром в отделении, где часто встречается смерть: морально нужно быть к этому подготовленнным. Человек должен быть ответственным, аккуратным: в отделении дорогое оборудование.
«Красная» зона у нас есть в здании терапии и в хирургическом корпусе. Я работаю на втором этаже реанимации. Всего в реанимации 22 койки, и они практически всегда заняты. Если кровать пустует, это максимум на несколько часов.
Когда я приступила к работе, старшая медсестра меня проинструктировала; я изучила должностную инструкцию. До сих пор если что-то непонятно, спрашиваю.
Мы работаем посменно, в смене две медсестры и санитарка. За сутки мы делаем два захода по шесть часов: то есть шесть часов работа, шесть перерыв, шесть снова работа; потом два выходных. Это связано с тем, что мы работаем в защитных костюмах, и вот с минуты, когда ты надел всё это обмундирование, ты не можешь поесть, сделать глоток воды или сходить в туалет. Так работают абсолютно все.
Когда «красные» зоны только открывались в период начала пандемии, опыта еще не было, люди работали сутками. Это очень тяжело. Да и шесть часов – непросто. Представьте, вы съели что-то соленое, и очень хочется хотя бы глоток воды. Но нет.
К нам попадают по-разному. Кого-то привозят из дома, кого-то переводят из терапии, если состояние ухудшилось. Если на КТ выявили большой процент поражения, то тоже сразу к нам.
В реанимации всем пациентам трудно дышать самостоятельно, они все на ИВЛ. Процент поражения легких разный, от 25% и выше. 90% тоже встречается. «Среднего» времени, сколько человек проводит в реанимации, нет: по-разному. От нескольких часов до нескольких месяцев. От нас пациент может уехать в обычную палату, в лучшем случае. В худшем сами понимаете куда.
В основном у нас лежат взрослые или пожилые люди, но есть и молодежь. Часто в реанимацию попадают люди с диабетом, ожирением, онкологией, ВИЧ. Вообще пациенты с любыми хроническими заболеваниями в группе риска. По моим ощущениям женщин в отделении больше, чем мужчин, но статистику не веду. 28 лет. Это самый молодой человек на моей памяти, кто умер от коронавируса. У него были сопутствующие заболевания.
Кормят в отделении хорошо, медперсонал тоже питается в отделении. Конечно, еду приносят персоналу и пациентам через разные входы; у нас разная посуда. У пациентов – одноразовая; после каждого приема пищи тарелки, ложки и стаканы утилизируются.
Мы разговариваем с пациентами, правда, некоторым общаться тяжело из-за маски, из-за одышки. Считаю, наша задача не только обеспечить уход и лечение, но и подбодрить, как-то поддержать. Я согласна с тем, что эмоциональное состояние человека во многом влияет на его способность к выздоровлению, хотя могу сказать, что и весёлые люди умирают.
Помню случай, лечился дедушка, у него был большой процент поражения легких, и сильно отходила мокрота. Ему трудно было есть самостоятельно, и я его кормила. Однажды во время еды он сильно закашлялся, а когда перестал, сказал: «Наверное, у меня сегодня будет последняя ночь». Как смогла, приободрила. У меня закончилась смена, а когда я через шесть часов заступила на новую, его уже не стало. В два часа ночи зафиксировали смерть.
Эта болезнь связана с кислородным голоданием. Падает сатурация – насыщение кислородом крови, страдает головной мозг и нервная система, соответственно, тоже. На этом фоне бывают панические атаки, нервные срывы. Депрессивные состояния нередки.
Когда человек начинает грустить и себя жалеть, начинает лениться есть или двигаться по мере сил, он не дает своему организму бороться в полной мере. Нужно буквально заставлять себя жить, даже если сил нет.
Самое сложное в моей работе – видеть смерть. С этим я столкнулась впервые. Я помню каждого умершего по имени и фамилии. Тяжело, когда разговариваешь с человеком, он у тебя перед глазами, ты ему помогаешь и ему даже становится лучше, а через несколько часов он умирает. Это непредсказуемо. Редко бывает, что прихожу на новую смену, а там все осталось без изменений.
Я не встречала в реанимации привитых людей. Ни одного. Сама я поставила прививку летом. С самого начала пандемии я боялась коронавируса: часто делала уборку, не разрешала гостям общаться с детьми... Сама я не болела, но у меня переболели мама, ее муж (он лежал в больнице). Многие коллеги тоже переболели или болеют. Но радует, что даже те, кто был негативно настроен по отношению к вакцине, прививается. Помню, после самой первой своей смены зашла в магазин купить попить и в очереди за мной очень близко встала женщина. А я без костюма защитного, конечно, и вот тогда почувствовала себя очень уязвимо, поняла, что могу заразиться. Попросила ту женщину держать дистанцию.
Вернусь к возрастным пациентам: многим уже 80+, и вряд ли они уже ходят куда-то сами. Вывод напрашивается один: их заражают родные. Хочу обратиться ко всем, у кого есть пожилые родственники: берегите своих родителей, бабушек и дедушек.
Считаю, что все меры, которые предпринимаются сегодня – для защиты людей и для того чтобы прекратить распространение заболевания.
Я достаточно открытый и откровенный человек, у меня свой блог в инстаграм. Был момент, когда после смены я записала видео, где немного рассказала о своем отделении, возможно, сделала это несколько эмоционально. Меня тогда коллеги попросили не пугать людей, хотя те, кто меня смотрит, поблагодарили за честность, за то, что стали понимать, насколько это опасно. Да, все знают, что люди болеют, умирают, но когда об этом говорит твоя знакомая, твоя землячка, а не диктор по телевизору, то ей веришь.
Стала финалисткой премии МИРа за добрые дела
Десятый год при поддержке правительства Санкт-Петербурга проходит Всероссийская премия МИРа за добрые дела. Березовчанка Анна Гуцеловская подала заявку и попала в номинацию «Экологическая ответственность». Среди 207 проектов жюри отобрало 70 финалистов во всех номинациях; у березовчанки оказалось 11 «конкурентов».
Далее конкурсная комиссия отберет из финалистов трех лауреатов в каждой номинации, кто будет приглашен на торжественную церемонию вручения премии в Санкт-Петербург 13 ноября.
Анна выступила с проектом грамотной утилизации лекарств. По ее словам, другие проекты-финалисты в ее номинации в основном говорят про переработку отходов и сортировку мусора.
– Для меня это возможность заявить о своем проекте, передать в другие регионы информацию о том, как правильно можно утилизировать лекарственные препараты.
Весной березовчанка выиграла в грантовом конкурсе от Росмолодежи и полученные 25 000 потратит на организацию пунктов приема лекарств от населения (на последующую утилизацию) в двух частных клиниках Березовского. Это «Мой доктор» и «Березовская клиника».
Ваше мнение?
радостно
0%
все равно
100%
доволен
0%
смешно
0%
злит
0%
печально
0%
Рейтинг: 4 / 5
