Когда мы писали про Елену Сергееву последний раз (это было в марте 2019-го, ровно два года назад), то выразили надежду, что больше нам этого делать не придется.
Тогда вышло так, что ЗГ проводила березовчанку от диагноза к выздоровлению: она не боялась рассказывать о том, что проживает человек, услышавший про рак груди, при этом подавая редкий пример стойкости и жизнелюбия, уверенная, что испытание онкологией – раз уж случилось – надо пройти с улыбкой. И вот тогда, в марте 2019 года, после очередных обследований врачи обрадовали: ремиссия. К сожалению, наш прогноз про «больше писать не буду» не сбылся: рак к Елене вернулся.
Елена Сергеева:
– После объявления ремиссии мне каждый год нужно было проходить ПЭТ/КТ*. Один год все было чисто, а во второй к бумажке приложили еще фото. Только увидев эту бумажку, я поняла: началось.
Метастазы обнаружились в костях. Я попросила сцинтиграфию**, через неделю мне ее назначили. В прошла и попросила доктора сделать заключение сразу: самопоедание, ожидание – это самое страшное, до понедельника ждать не хотела. Врач подтвердил, что метастазы есть.
Вот тогда я ревела сильно. Позвонила всем: мужу, подругам, знакомым со времен лечения девочкам. Одна ахнула: «Ленка, мы же с тобой договаривались...».
Стояла, не могла вызвать такси, не соображала ничего, дома налетела головная боль. В этот раз с силами долго собиралась, буквально хоронила себя. Просила мужа не разлучать детей, не бросать дочку, не отдавать ее бабушке (старшая дочь Елены от первого брака, – прим. ред.). Он успокаивал, одергивал – Лена, хватит! А я переключить себя не могу, все время об этом говорю.
Позвала дочь: Соня, давай учиться варить суп. Говорю ей: «Ты прости, что такая бракованная у тебя мать». Она ревёт... Сейчас понимаю, какую травму нанесла дочке: она и так после химий видела, как я мучаюсь.
Я понимаю, что из костей это не вытащить, это навсегда. И времени у меня немного. Ну, как немного... 11-летнюю Соню до 18 лет надеюсь дорастить.
Выявили три очага: два ребра и повздошная кость. На самом деле, у меня ребра раньше обследования болели, под лопаткой. Я думала, это из-за работы, онкологу сказала в областной, она ответила, что это остеохондроз. Уже потом, когда узнала всё, говорю ей: видите, какой остеохондроз? Но что она скажет, у них такой поток пациентов...
Химиотерапевт в областном онкоцентре мне уверенно решила назначить химию. Я сказала –нет, не хочу. Взяла направление и полетела в Москву, в центр Блохина, там меня знают (Елена делала операцию по удалению груди в столице и туда же собиралась вернуться на ее реконструкцию, – прим. ред.). Снова обследования и надежда: вдруг наши ошиблись? Мучительно это, когда ждешь результатов. Но там я уже была готова была к диагнозу.
Сижу в Москве в кабинете у врача и слышу: «Лен, ты же взрослая девочка, ты же понимаешь, что тебе остался год». Я в слезы, а она: «Мне здесь слез не надо, ты здесь ревешь в последний раз».
Случай оказался интересным для медицинского сообщества: метастазы редко идут в кости при моем диагнозе. Биопсию даже за рубеж в лабораторию отправляли.
При моем диагнозе кости разрушаются, поэтому нужна дополнительная терапия, например, капельницы для их укрепления. Сложность еще в том, что нет мягкой ткани, чтобы взять биопсию (а именно ее результаты определяют, какая именно «химия» поможет).
Консилиум врачей в Москве назначил мне новейшее лекарство. Его мне нужно пить теперь до конца жизни. Таблетки дорогие – курс на месяц стоит миллион. Но мне все равно, сколько они стоят – для меня это просто спасительные таблетки. И я знаю, что через госзакупку, по индивидуальным запросам, препараты для пациентов покупаются. Так получилось, что на первый месяц, в декабре, мне препарат дала фармкомпания (в качестве благотворительности), а недавно я получила таблетки уже в онкологическом центре, от государства.
Таблетки нужно принимать два раза в день. Первое время было тяжело - тошнило, ощущение, как будто тяжелое похмелье или отравление. Но со временем организм стал лучше переносить.
В конце марта снова полечу в Москву. Буду пить препараты, летать на обследования, главное – оттянуть время.
* * *
Березовчанка позвонила в редакцию, меньше всего нуждаясь в жалости. Она даже на личной странице ВК с момента злополучного обследования в конце прошлого года написала всего два поста. Просто случились два похода в рецептурную аптеку, а препарата для поддержания печени, выписанного ей онкологом, там не оказалось. В кабинете № 606, куда после жалобы отправила пациентку онколог, состоялся такой диалог (аудиозапись разговора есть в нашем распоряжении):
– Дважды была в аптеке, говорят, препарата нет и не предвидится. Что мне делать?
– У меня информация, что препарат по-прежнему в дефектуре. Вроде пишут, что в марте будет поступление, но насколько будет или нет... Звоните в аптеку и уточняйте. Если нет, то вам выпишут новый рецепт в следующем месяце.
– Но ведь по законку мне должны выдать препарат в течение 30 дней...
– По закону, может быть, и да, но... Министерство то ли поставки, то ли закупки не произвело, поэтому в аптеки препарат не поступил. Если нет поставок со склада, наша аптека при всем желании обеспечить лекарством не может. У нас (в Березовском, - прим. ред.) достаточно часто бывает. Может быть, вы сможете прикрепиться к больнице в Екатеринбурге, чтобы там получать?
– Я не за себя... Я заработаю на лекарства, я здоровый человек, ну, почти. А как быть пенсионерам, у кого пенсия 10 тысяч?
– Вы можете позвонить на горячую линию министерства, спросить, когда будет поставка.
В пресс-службе ЦГБ, куда я обратилась за комментарием, у меня попросили контактные данные Елены, и через несколько дней препарат ей был выдан. Насколько ситуация разрешилась в целом, нам пока не известно.
*ПЭТ/КТ (позитронно-эмиссионная томография – компьютерная томография) – это метод диагностики заболеваний, при котором совмещается исследование структуры и функциональных особенностей тканей. Наиболее востребована эта технология в онкологии для диагностики и определения степени распространения злокачественных новообразований.
**Сцинтиграфия костей – это исследование костно-суставной системы, позволяющее выявить очаги метастатического поражения, злокачественные опухоли, воспалительные и дегенеративно-дистрофические процессы.
Всё это время Елена не прекращала работать. Еще до того, как снова узнала про рак, открыла студию в Новоберезовском микрорайоне, где работает с напарницами (раньше принимала на дому). Елена признается: ей странно слышать сегодня пустые разговоры от окружающих: сплетни, обсуждение и осуждение других людей. «Может, я слишком требовательная стала к людям?». Нет, дело, конечно, в другом: осознав конечность жизни, она просто захотела вложить смысл в каждый оставшийся час.
Пост, который Елена написала «ВКонтакте» 28 февраля:
– Я так давно ничего не писала. Что происходит в моей жизни? Борьба! Борьба за жизнь, за время! Недавно сидела в очереди на анализы и увидела молоденькую девушку с парнем. И подумала, то ли это начало пути, или это давно. Он молодец, везде с ней. Потом оформление в дневной стационар на химиотерапию, и везде она. У неё длинная коса, и я думаю, что это только начало, ведь обычно онкобольные либо в шапках, либо с ежиком. Она красивая и молодая, мне кажется, что у неё даже нет детей... А у меня есть... часы ожидания. Негативные комментарии в очереди пожилых людей. И я вот что подумала: на что вы жалуетесь? Сколько вам лет? А мне всего 33, а ей, той, что с косой, 20. Что не так в вашей жизни? Может, я резка, но у вас было время, вы вырастили своих детей, вы успели, а мы нет.
Мы, конечно, ждём ремиссии, полного выздоровления, но это сказки. Рука всегда на пульсе, вечный страх. Дело, конечно, не в этом, дело в том, что болезнь косит беспощадно и молодых, и старых. Просто каждый хочет жить! Сейчас, а что сейчас, сейчас время тик-так. Хочу прожить его с пользой не только для себя. Кто-то мне сказал: каждый смертен и тебе хорошо, ты знаешь, сколько тебе осталось... Честно, это лучше не знать и жить спокойно. Но я знаю, и это страшно... Очень страшно... Но я ещё повоюю!
Ваше мнение?
радостно
0%
все равно
100%
доволен
0%
смешно
0%
злит
0%
печально
0%
Рейтинг: 5 / 5
