Военнопленных не принимаем!
Я стал настоящим специалистом по производству кирпича, изучил технологию, и отечественную, и иностранную. Я видел, что требовалось расширение производства с внедрением нового, передового, но мне никак не удавалось это осуществить. Руководство не шло навстречу. Кирпичный завод был ведомственный, объединения «Уралзолото», подчинялся директору Берёзовского рудника. Директор заниматься добычей золота, а производство кирпича было в опале.
Сколько ни стремился я поднять завод, писал и в местную газету, и в областную газету «Уральский рабочий», сдвигов не было. Да еще стала падать производственная дисциплина на предприятиях. Кирпичные заводы рабочие не любили: нужно было все механизировать, автоматизировать, а этого не делалось. По этой причине я потерял контакт с директором рудника, Виктором Егоровичем Земских. Я стал упрекать его в том, что он не хочет заниматься кирпичным заводом, не хочет помочь с реконструкцией и переоснащением завода. Я попробовал действовать через горком партии.
Решил подать заявление о приеме в партию, мне посоветовали наши активисты. Собрал актив и стал действовать, но опять помешал мой плен.
Это было во время освоения целины. Я чувствовал свою силу, знания о производстве кирпича, я хотел дерзать, внедрять новое, передовое.
Рудник получил новое оборудование для производства силикатного кирпича. Главк предложил на нашей базе производства красного кирпича организовать производство глиняно-известкового кирпича, а оборудование было такое же, что и для силикатного кирпича. Мы решили его использовать, применив в качестве сырья отходы нашей обогатительной фабрики, эфельные пески.
Руководство отмахивалось: нужно заниматься добычей золота, а не кирпичами. Дело дошло до совета министров, который передал его облисполкому. Но как раз в это время строился Синячихинский силикатный завод в Алапаевском районе, и областному управлению стройматериалами было не интересно наше предложение.
Время шло. Мое заявление о вступлении в кандидаты партии было принято, рассмотрено первичной партийной организацией и послано на утверждение горкома. Я готовился основательно, но когда попал на предварительный прием к секретарю горкома Александру Андреевичу Кузьминых, решил говорить только правду. Когда он узнал, что я был в плену, сморщился и выдавил:
– Мы бывших военнопленных в партию не принимаем. Нет, неверно: сейчас есть другая установка, можно и бывших военнопленных принимать, но только самых лучших людей из рабочих.
Эти слова меня взбесили, я сказал ему:
– Извините, я думал, вы человек и разберетесь во всем, а оказывается, вы только секретарь.
Попрощавшись с ним, пошел из кабинета. Он мне вслед сказал:
– Что вы горячитесь, решать будет бюро.
– Я понял, что не готов в партию и на комиссию не приду. Передайте, пожалуйста, товарищам.
Через несколько дней ко мне на завод приехал заместитель председателя горисполкома. Он был в курсе всего, это он советовал мне подать заявление в партию. Он знал, что есть другая установка по бывшим репатриантам. Но на местах секретари райкомов и горкомов принимали ее неохотно. Он извинялся передо мной за то, что рано посоветовал мне написать заявление. Надо было подождать год-два. Но меня вновь обидели до глубины души. Надо было сразу сказать, что еще рано. Не такой бы осадок был на душе.
Из списков вычеркнут.
Когда было выдвижение на целину, я в шутку нашему главному механику ОКСа Кайснеру сказал:
– Давай подадим заявление на целину и заберем оборудование силикатного завода, там его установим, и будем штамповать силикатный кирпич.
Он принял это всерьез, и я оказался в списках отправляющихся на целину. Но когда узнали, что я не принят в партию, меня из списков исключили. А Кайснер прошел. Правильно мне сказали – этот плен будет грызть меня до самой смерти. О партии я уже не думал. Раз обидели, другой не получится.
Кайснер уехал на целину, стал директором целинного совхоза в Кустанайской области. Как-то он взял с нашего завода около пятисот тысяч штук кирпича, отгружали мы его вагонами. Брал и с других кирпичных заводов. После отъезда на целину, из нашего хозяйства он взял много строительных материалов, леса, теса. Оборудование для силикатного завода тоже отгрузили ему. Делалось это так: приезжал с целины с парторгом ЦК (при каждом совхозе был свой парторг ЦК - установка Хрущева). Узнают у нас, чем можно поживиться, напишут письмо в ЦК, а оттуда идут указания – отгрузить то-то и то-то.
Лет через пять после его отъезда приехала к нам комиссия по расследованию дел бывшего директора целинного совхоза, вот тут-то мы и узнали, что много нашего стройматериала осело незаконно в Свердловске, в том числе 40 тысяч штук кирпича на строительство дома для его матери.
Меня таскали в прокуратуру долго, но ничего незаконного не нашли, мы весь строительный материал отправляли по накладным. Я работал на Берёзовском кирпичном заводе 27 лет, и никто не скажет, что я что-то сделал незаконно. Даже сотню кирпичей без выписки не брал.
Вскоре в цехе завода сменился начальник, и у нас с ним дела не пошли. Цех был большой, укрупненный, в который входили лесозавод, кирпичный завод, ремонтно-строительный цех, столярная мастерская. Новый начальник-карьерист все делал под диктовку директора рудника. У меня на заводе авторитет упал после неудачи с вступлением в партию. Я даже разговор среди рабочих слышал:
– Нашего-то Копылова в партию не приняли, говорят, он всю войну отсиживался в плену.
Такие сплетни расползались по городу, работать на заводе стало не по душе. Нужно было что-то делать, я метался и не знал.
Еще меня угнетало, что перестали видеть мой труд, не стали замечать мою отдачу производству. А я, как всегда, с семи утра был на работе и уходил последним, часто работал в выходные дни. Не видели этого.
В 1970 году было награждение юбилейной медалью в честь 100-летия со дня рождения В. И. Ленина. Я был представлен к награде, а в отделе кадров знали о том, что я был в плену. Меня из списков вычеркнули, заменили другим. Я был очень обижен, несправедливо это, но была такая установка от госорганов. Грамоты, благодарности я получал, а о награде не приходилось думать, да я о ней и не думал.
С братом мы жили очень дружно. Он часто стал критиковать современных руководителей. Все говорил, что вот прошло сталинское время, и дисциплина стала резко падать, и с каждым годом все хуже, нет настоящей дисциплины на местах. Недоволен был, что пьянства стало много – это к хорошему не приведет. Задавался вопросом: почему руководители наверху этого не видят?
Ко мне он относился хорошо, пленом никогда не упрекал. Только часто говорил мне:
– Ты, Георгий, держи язык за зубами о своем плене, не говори о нем никому. Я бывший работник разведки, я знаю, к чему это приводит.
В День Победы он ходил на демонстрацию, у него была украшена грудь орденами и медалями. У меня ни одной медали не было. В первое время, когда стали праздновать День Победы, он старался водить меня с собой. Я усиленно сопротивлялся, никогда не ходил на демонстрацию с фронтовиками. Мне было стыдно ходить с ними без медалей. Сделать-то я, может, не меньше любого из них сделал для защиты Родины, а вот почему - то стыдно было. И сейчас не хожу. Предпочитаю отсиживаться у телевизора. Расстроюсь, наплачусь около него, этим праздник и кончится.
Плен не слаще тюрьмы. Мне кажется, черные пятна судимости и то легче смываются.
Краснодарский край.
Все это вместе взятое так опротивело мне, что я бросил все, ушел с рудника, ушел с кирпичного завода. Решил уехать подальше от всего, и в 1973 году мы с женой перебрались в Краснодарский край. Сын остался в Березовском, дочь тогда еще училась в институте.
В Краснодарском крае стал работать на темиргоевском кирпичном заводе «Крайколхозстройобъединения» начальником производства. Завод был небольшой, десятимиллионник, и главного инженера на нем не было. Пришлось тянуть и всю инженерную работу.
Реконструкция кирпичного завода.
Вернувшись из Краснодара через несколько лет, я побывал на кирпичном заводе. Он совсем захирел, выпуск кирпича сократился почти в пять раз, много было недожженного брака. Мне горько и обидно стало за то, что я завод не довел до ума, не добился реконструкции, уехал в Краснодар от трудностей. Правда, там с моей помощью резко увеличился выпуск кирпича, но здесь мой родной завод совсем разрушился. Строители уже не брали этот кирпич для многоэтажек.
Посмотрев на все безобразия, творимые с заводом и на заводе, я не вытерпел и написал об этом в «Уральский рабочий». Статью напечатали под заголовком «Заводу нужен хозяин». Вот с этого все и закрутилось.
После публикации, в Обком и Облисполком были вызваны наши руководители – первый секретарь горкома Кузьминых А. А., председатель горисполкома Ошкуков Н. И., директор рудника Земских В. Е., как хозяин завода.
Им предложили немедленно приступить к реконструкции завода, был установлен срок этой реконструкции – два года. Через два года облплан не будет отпускать руднику для строительства ни одной тысячи кирпича – так заявили нашим руководителям. Это было в 1982 году, кирпич уже был в большом дефиците.
Срочно был выписан типовой проект завода мощностью до десяти миллионов штук кирпича в год. Конструкторское бюро объединения «Уралзолото» приступило к разработке и привязке проекта. Началась реконструкция кирпичного завода.
Я еще тогда не работал на заводе, недавно приехал. Для реконструкции завода нужен был кирпич. На нашем сезонном заводе, в сараях, лежало около 350 тысяч штук кирпича-сырца. Надо было его хорошо обжечь – без брака.
Заведовал заводом Георгий Павлович Зырянов, он по профессии не кирпичник и тонкостей производства кирпича не знал. К тому же ему предстояла операция, завод оставался на два месяца без руководителя, нужен был специалист-технолог.
Зырянов уговорил меня поработать вместо него эти два месяца. Я согласился. А вообще-то директор рудника не хотел меня брать и наказал начальнику цеха, чтоб ноги моей не было на кирпичном заводе.
Начальником объединенного цеха был Иван Антонович Ганущенко, он старался просьбу директора выполнить, но другого опытного технолога не оказалось. Крутили, вертели, а видимо пришлось меня до завода допустить.
Я же шел на кирпичный завод, чтобы доказать руководителям рудника, что я хороший специалист по производству кирпича. И мне надо было выполнить свою клятву, свою мечту, снова быть в первых рядах строителей коммунизма, быть примерным тружеником нашей Родины.
Придя на завод, в недельный срок я исправил ошибки в обжиге кирпича – изменил вентиляционный режим, сменил вентиляторы и тягу. Сел на печку сам и вывел ее нагрев в нормальный режим, в ту температурную кривую, которая должна быть по теории.
Кирпич стал выходить из печи хорошо отожженным, нормального красного цвета. На него сразу появилось много охотников, но он был для реконструкции, продавать его запретили. А уберечь все 350 тысяч все равно мне не удалось, половину забрали.
Я доказал, что я настоящий специалист кирпичного производства, и разговоров о моем увольнении уже не было. Вышел на работу Зырянов, меня назначили технологом и прикомандировали к проектному отделу для привязки завода и выбора технологии.
Я разработал новую технологическую схему завода, привязку всех агрегатов, составил технологическую карту производства кирпича. Когда проект был закончен, я его защищал, настаивая на точном соблюдении технологии, предусмотренной проектом. Я поставил условия: если этот проект не будет принят, я на заводе работать не буду. Если будет, я все силы отдам, чтоб он осуществился, постараюсь проработать до его пуска. А ведь в 1982 году мне было уже 65 лет.
Началось строительство, а с ним и большие трудности. Строили-то хозяйственным способом, не планово. Строил ремонтно-строительный цех рудника, а у него кроме завода было много работы по ремонту шахт и цехов рудника. Директор старался в первую очередь отремонтировать основные шахты и цеха, а кирпичный завод был на втором плане.
Я был первым помощником начальника завода. Сколько обхожено было кабинетов, написано в местную газету «Березовский рабочий», в областной «Уральский рабочий», сколько совещаний прошло на тему «Пуск кирпичного завода»!
Очень помог нам Горком партии. Большую помощь оказала журналистка газеты «Березовский рабочий» Людмила Витальевна Зинохина - написала несколько статей в нашу поддержку.
Завод небольшой, а реконструкцией занимались почти пять лет. Часть нового оборудования получили по заявкам, часть собрали по заводам Свердловской области, часть переделали из старого. За время реконструкции сменилось четыре начальника завода.
Много всяких неприятностей было и у меня. Я был пенсионером, и в любое время мог бросить работу из-за этих неприятностей, но меня обязывала совесть и те обещания, которые я дал. Хотелось оставить какой-то след после себя, оставить после себя хорошую память. Иногда так все было плохо, хоть беги с работы, но решил, если уж я взялся за завод, надо довести дело до конца, запустить его – и тогда на отдых. Первого октября 1987 года завод был запущен, вначале вхолостую, а потом под нагрузкой.
Я был очень рад этому событию. Все же моя мечта осуществилась. Теперь завод не закроют, он не маленький, рассчитан на десять миллионов штук кирпича в год. Оборудован своей котельной, работающей на мазуте, готовится привязка к снабжению газом. Корпуса большие, теплые. Можно в них установить любое передовое, усовершенствованное оборудование. Рабочие кадры будут постоянные, ведь завод круглогодичного действия.
Еще важно и то, что он был пущен в период перестройки, в период наращивания мощностей по любому виду производства, особенно по производству кирпича.
Кирпич всегда в большом дефиците. В настоящее время большое внимание обращено к деревне, а в деревне основной строительный материал – кирпич. Из него строят и производственные здания, и индивидуальные дома.
Наш кирпичный завод стал большим подспорьем для строителей, и останется таким. Значит, не зря прошли мои хлопоты, значит, и я кое-что сделал для своей Родины.
Заканчивая описание своей трудовой деятельности, я могу сказать, что свою мечту я осуществил. Завод работает, дает стройкам кирпич, его стали брать из всех уголков нашей большой Свердловской области.
Мы выпускаем полнотелый обыкновенный кирпич, который идет на строительство зданий, сооружений, годен и для печей. Счастливого пути тебе, мое детище!
Трудился я на заводе с 1947 по 1988 год с перерывом на пять лет, когда уезжал в Краснодарский край. Остальные годы работал здесь, работал без единого нарушения трудовой дисциплины. За эти годы никогда не был на работе во хмелю, не отсутствовал по неуважительной причине, не сделал ничего незаконного. Душа моя чиста, с такой чистой душой и буду умирать.
