Красноуральские медно-сульфидные месторождения для отработки были подготовлены в тридцатые годы прошлого столетия. Во время войны отрабатывались такие месторождения камерами – легким, дешевым, относительно безопасным способом. Но после войны пришлось отрабатывать оставшиеся между камерами целики, а это уже было гораздо трудней, сложней и опасней. Дело еще в том, что отбитая сульфидная руда самовозгорается. И вот с началом отработки целиков начались в отработанной части пожары, они давили своей температурой, загазованностью рабочие места, где жар достигала сорока - пятидесяти градусов, из отработки сочилась на головы шахтеров кислотная вода. Кроме общешахтной вентиляции вынуждены ставить вентиляторы, которые подавали свежий воздух прямо в забой на рабочие места, с тем, чтобы снизить температуру хотя бы до двадцати шести градусов. В общем, условия были тяжелейшие.
Нижнее белье на шахтере истлевало от пота, воды и температуры за месяц, тело разъедала кислота. Воздух, несмотря на все усилия, был грязным. Все это отражалось плохо на здоровье шахтеров, хотя на каждой шахте была своя медсанчасть, профилакторий с исключительно хорошим обслуживанием и лечением, бесплатное питание в столовой, почти бесплатный дом отдыха недалеко от города, при этом сокращенный рабочий день и досрочный, против обычного, выход на пенсию, приличные заработки.
Но конечно отраслевые институты и коллектив инженеров рудоуправления постоянно работали над улучшением условий отработки, были и результаты с участием в получении Ленинской премии, но все равно в свой выходной работники шахт стремились на природу в лес, к речке, где чистый воздух.
В те годы мне пришлось работать тоже непосредственно в шахте. Как-то, группой мастеров и начальников участков, решили на двух легковых машинах поехать на речку Тура, в десяти километрах от города, на рыбалку.
Тогда еще не было нерабочих суббот, поэтому выехали вечером в субботу с планами порыбачить, ночевать и вернуться в воскресенье. В общем, удачно половили, сварили ведро ухи, вылили в таз, и таким веером улеглись вокруг таза с ложками на прибрежной полянке.Уха, и что было к ухе, поддерживали настроение.
Но вот, один из наиболее старших товарищей, с большим стажем на шахте, что-то сказал своему соседу и одному из шоферов машины, на которой мы приехала, тот встал, нервно походил, отошел и сел в свою машину. Иван Глазурин, так звали старейшего в нашей компании, перелег к другому шоферу и тоже что-то сказал, и тот, как и первый, встал и ушел к своей машине. Через несколько минут, оба шофера о чем-то поговорили и поехали в сторону дома.
Сначала мы подумали, что они поехали, чтобы пополнить то, что у нас кончилось. Но Глазурин тихо сказал:
- Они не вернутся!
Мы все:
- Как не вернутся?! Ведь до дома десять км и придется завтра идти пешком!
Глазурин говорит:
- Ничего, очистим легкие от шахтной пыли, крепко поспим, с аппетитом поедим, и с новыми силами возьмемся за выполнение плана и всех социалистических обязательств!
Мы пошумели-пошумели на счет того, что завтра идти пешком, доели уху, поговорили, потом улеглись спать. Хорошо выспались, а утром, попив чая, отправились в путь во главе, кстати, с организатором поездки на рыбалку Иваном Глазуриным. Шли, смеялись над собой, и когда Глазурин увидел, что мы хорошо отдохнули, все здоровы, шутим, он сказал:
- Это я шоферам сказал кое-что, на что они обиделись и уехали. Зато хорошо прогулялись, подышали и будет, что вспомнить.
И действительно, я помню эту рыбалку уже более шестидесяти лет, спасибо Глазурину, тогда начальнику шахтного транспорта предприятия, и кстати, по образованию простого практика, из бригадиров, но очень неглупого человека…
В те годы в общем-то неплохой работы, в экономике, в нижнем и среднем звене руководства шахты были практики, на эту работу их выдвигали не дипломы, а жизнь и работа.
Первые пять километров возвращения с рыбалки мы шли, смеялись над дурацким положением, смеялись сами над собой, друг над другом. Вторые пять километров мы уже думали о завтрашней работе на шахте, искали вместе выходы из тупиковых вопросов, и в некоторых случаях находили их - явно на просветленную такой необычной рыбалкой, голову.
Как обычно, на этот раз к деловому утру понедельника, неясные до сих пор некоторые рабочие вопросы стали ясными или, во всяком случае, зародили пути, подходы к их разрешению, чего не было бы, если бы вместо рыбалки пролежали на диване.
С большим происшествием, была в Красноуральске, еще одна рыбалка.
Вчетвером поехали порыбачить, как обычно, на речку Тура под Красноуральском. Ночевали, поели утром ухи, сваренной еще вечером, а бредень висел на кустах, повешенный просохнуть с вечера.
Ловить бреднем запрещалось, только удочками, за этим следили лесные егеря. Но на этот раз с нами в компании был главный редактор местной газеты – Василий Емельянович Постников, участник войны, замечательный человек, с большим юмором и пониманием человека. Он почему-то дружил больше с горняками, писал много о них, нередко спускался в шахту. Под его перо с разных сторон попадал и я.
Один раз он описал наше рудоуправление за излишки заказанного и неиспользуемого оборудования в монтажной зарисовке. Я там был завален горой всякой ненужной ржавой техники на складе, и это была работа технической части моего отдела. А еще раз он раскритиковал в газете за состояние дороги от Красноуральска до Верхней Туры. Тут я сидел на крыше легкового автомобиля, а автомобиль был в луже по самые стекла. За дорогу отвечала производственная часть нашего производственно-технического отдела.
К работе своей газеты он тоже был критичен. В его кабинете одна стена была заклеена газетами, где он допустил какой-нибудь ляпсус. Например, в газете, где они описывали эстафету бегунов, они перепутали фамилии, и победителем назвали человека, у которого не было ноги и он был просто болельщиком, но когда-то был спортсменом.
Так вот, мы на речке утром пили чай, а бредень на виду висел на кустах, хотя его, конечно, надо было прятать. Но Василий Емельянович сказал:
- Ничего не бойтесь, выкрутимся.
И как назло, утром к нам подошел егерь, показал пальцем на бредень и сказал:
- Сейчас составим протокол и будете платить штраф, - и достал из сумки бумагу для протокола. Василий Емельянович смотрел, смотрел на него и говорит:
- Пиши, пиши, но я тоже про тебя напишу, про то, что ты прошлой зимой убил лося без лицензии.
Егерь смутился, что-то пробормотал, потом сказал:
- Хоть бы спрятали бредень… - положил бумагу в сумку и пошел от нас дальше по тропе.
Когда он отошел, Василий Емельянович говорит:
- Это я его просто взял на пушку, знаю, что такой грех за егерями бывает.
А мы, посидев, решили ехать порыбачить с бреднем на пруд соседнего города Верхняя Тура, чтобы привезти рыбы на уху и домой. Но знали, что этот пруд охраняют дружинники, особенно по воскресеньям. Подъехали к избранному месту, разделись до плавок, быстро забрели и с первого раза сразу полведра рыбы! Решили еще забрести раз, и этого бы хватило, но увидели – к нам бегут дружинники. Мы быстро ведро и бредень в машину и, как говорят, наутек, а одежду оставили.
Уехать нам пришлось не к дому, а наоборот от дома, в соседнюю Кушву, а там оказалось, бензин в машине кончился, а мы голые без одежды. Как заправиться? Уговорили встречного мальчишку, дали ему ведро, он сходил к заправке, и мы, выждав некоторое время, вернулись домой.
Конечно, мы понимали, что такая ловля рыбы – не дело, но знали и то, что рыба исчезает в водоемах не из-за рыбаков, а от сбросов канализаций и других загрязнений, особенно в те времена, когда очистным вообще не придавали необходимого значения. Да и сейчас, возьмем реку Пышму – половина очистных перегружена сверх возможностей и по ней течет не речная вода, а вода из канализации, а рыбаков на Белоярском водохранилище тоже обставляют различными условиями ловли.
Вот в таком совместном деле я вспомнил замечательного человека фронтовика, отличного газетчика Василия Емельяновича Постникова.
А еще, к сожалению, людям, работающим под землей, не часто удается выбраться куда-то, в крайнем случае, не дальше своего садового участка. А в описываемые времена их вообще еще и не было, разве что картошка где-то на общем поле, или огород у своего частного дома.
Рейтинг: 5 / 5
